Вкусное интервью. Алёна Мартьянова (художник)

Наш очередной гость рубрики «Вкусное интервью» — Алёна Мартьянова, один из самых необычных и интересных художников Беларуси. Взять хотя бы тот факт, что у неё нет высшего художественного образования. Но многие знают Алёну, как и отличного переводчика, а также волонтёра. И наше «Вкусное интервью» прошло весьма в необычном формате на этот раз: в гости теперь пошли мы сами.

И чтобы поболее соответствовать творческой натуре Алёны Мартьяновой, мы приготовили вполне себе обычное блюдо — сырники. Но постарались приготовить его необычно, используя в качестве начинки грибы. А выбранный в виде гарнира салат стал полной импровизацией нашей редакции.

О еде: «Самая любимая кухня — мексиканская». 

– Обычно девушки весьма привередливы в еде. Но ты сказала, что ешь всё. Как так?

– У нас так было принято в семье: что нам подавали – то мы и ели. Во время Советского Союза было ещё более-менее ничего, а вот потом наступили безумные девяностые. Вот тогда привередничать не приходилось. А потом уже просто по накатанной привыкла к тому, что ем всё. Так получилось, что за время путешествий перепробовала разные кухни мира. Наверное, единственное, что я не очень сильно люблю, так это гречку. Потому что когда-то в голодное постсоветское время ели гречки довольно много (улыбается).

– Ещё ты говорила, что не очень относишься к «химии».

– Все вот эти «роллтоны», салаты – это есть невозможно. Я считаю, что лучше уж приготовить самому или сходить в какое-нибудь нормальное место. Хотя раз в год с детьми из детского дома выбираемся в McDonald’s – любят они всякую такую дрянь (улыбается).

– А в США ты как питалась?

– Готовила сама. Особенно, когда я жила в Калифорнии, то любила побаловать свою подругу всякими «беларускостями». Пельмени лепила, чебуреки, драники, подливки. Потому что там еда очень плохого качества. Наверное, самая худшая еда в мире – это в Штатах. Причём у них самый отвратительный McDonald’s.

Я очень люблю острую пищу, обожаю просто до последней степени. У меня самая любимая кухня – мексиканская.

– Как часто тебе приходится готовить?

– У меня жизнь практически созвучна с названием моей выставки последней – абсолютно сумбурная. Я очень не люблю готовить для себя одной и практически никогда этого не делаю. Только что-то на скорую руку. Но это всё потому, что моя мама – просто замечательный повар. Она обожает всё это дело, вечно что-то придумывает. Когда мы вместе жили, я практически не готовила. Но я знаю, что, если я для кого-то готовлю – тогда всё классно. А для себя – вряд ли.

– Есть ли какие-то продукты, которые ты употребляешь при написании своих картин?

– Я иногда «смешиваю» картины с красным вином (смеётся). Но немного, потому что я не люблю состояние помутнения. Но вообще я больше свои картины «смешиваю» с музыкой.

– А музыка какая?

– Абсолютно разная, но больше, конечно же, рок. Но бывают и исключения. Например, при создании последней картины почему-то захотелось слушать Моцарта.

О работе: «Я решила, что надо продаваться» 

– Ты говорила, что владеешь 4 языками. Какими?

– Ну, это так считают иностранцы: если ты знаешь какой-то язык – ты им владеешь. Т.е. русский, белорусский, английский и немецкий. Ну ещё poco español. Но он очень poco (смеётся). Я полгода жила в испанской семье, они такие забавные были. Между собой, естественно, они все разговаривали на испанском. Думали, что я их совсем не понимаю. В инязе мы первый год учили латынь и, как говорится, volens nolens – что-то будешь знать. Поэтому, если ты знаешь английский и немецкий, то испанский выучить очень просто. И месяца через два я их начала очень конкретно понимать. А ответить-то я им не могу! Только самое простое. И вот они разговаривают между собой, а я им вставляю свои пять копеек на немецком (смеётся)! Потом мне это пригодилось в Калифорнии. Ведь многие мексиканцы там даже и не говорят по-английски! И это надо было видеть, как мы общались с одной знакомой! Она – 3,5 слова на английском, я – 3,5 слова на испанском. И мы друг друга прекрасно понимали (смеётся).

– С такими знаниями сильно тянуло заграницу?

– Мне говорили, что, поехав заграницу, я испытаю культурный шок. Но никакого культурного шока не было! Только когда возвращаешься – вот тогда его испытываешь (смеётся). Когда ты никуда не ездишь – ты привыкаешь, как Мацей Бурачок.

– Как ты пришла к своему стилю в картинах?

– Одна моя знакомая посоветовала не поступать ни в какие художественные учебные заведения, потому что там во мне могут убить всё живое. Я её послушалась (улыбается). Я не переносила живопись. Графика – мой конёк. Мне набросать портрет ничего не стоит. Ну, 40 минут, 45. Это нечего делать. Это то, чему научили хорошо. Но живопись – это что-то с чем-то. Я ненавидела все эти гуаши, акварели, грязь эту какую-то кошмарную. Хотя сейчас нередко бывает, что ты в процессе становишься, ну просто вся в краске. Просто, когда доходит до полного ажиотажа, там уже и руками начинаешь что-то мазать (смеётся).

– А почему на твоей выставке не было портретов?

– Потому что их нет (смеётся)! Я их не люблю. Дома бы ни за что не стала держать портреты. У меня какая-то нехорошая ассоциация: постоянно провожу параллель с портретом Дориана Грея. Я боюсь портретов!

– А животные?

– В Германии меня частенько просили изобразить то кота своего, то собаку. Но тоже не очень увлекаюсь этим. Из всех жанров я больше всего люблю или городской, или обыкновенный пейзаж. И ещё мне очень нравится натюрморт. Ну и, понятное дело, урбанистика.

– Когда смотришь на твои картины, то замечаешь много США и европейских стран, а почему нет Беларуси?

– Есть. Просто пару таких картин я не представляла на выставке, но 3 работы точно были посвящены Беларуси. Ведь я планировала выставлять исключительно натюрморты. Но всё равно меня уводит в сторону урбанистики.

– У тебя много работ с трамваями. Будешь их ещё рисовать?

– Этого я не знаю. Но мне очень нравится сочетание чёрного, белого и красного – моя обожаемая фишка. И вообще: видели бы вы меня раньше, чего только мои берцы красные стоили (смеётся).

– А есть такие картины, которые бы ты никогда не продала?

– Вообще, наверное, раньше я бы не согласилась продать некоторые картины. Сейчас у меня немного поменялось видение. Единственная причина, по которой мне не хочется продавать свои картины – они как дети. Ну как можно взять и продать своего ребёнка?! Тихий ужас какой-то. И вот после выставки я созванивалась с одним другом-художником, и он у меня спросил, к чему я пришла. И я решила, что продаваться надо (смеётся). Хотя бы потому, что это обновляет тебя как автора.

– Есть ли любимые картины среди твоих работ?

– Они периодически меняются. На данный момент любимая – «Лимон с мёдом». Поэтому на афишу выставки я её и пустила.

– А какая картина была самой трудоёмкой?

– Есть одна такая. Пока одна. Может, угадаете какая?

Мы не угадали.

– Это моя прекрасная женщина в красном плаще. Она у меня заняла, чтобы не соврать… 4,5 месяца. Потому что был какой-то запал, я набросала нижнюю часть картины, но не знала, что делать с верхней. Не могла за неё взяться. Не шла вообще!

– Как проходит процесс написания картин?

– Если мне нужно, чтоб подсохло – ждёшь, если не нужно – рисуешь. Но, в общем, ты абсолютно не знаешь – хочешь ты рисовать или нет. Есть вдохновение или нет. Если нет, то всё. И я вот набросала-набросала и всё – ждёшь следующего прихода (смеётся). Поэтому сказать, сколько она занимает… Я не сижу, методично не рисую. Потому что это превратится в работу. А когда творчество превращается в рутину, то ты не пишешь картины от души. И халтуру я не люблю. Ведь лучше не сделать, чем сделать плохо.

– На твоих выставках всегда выступают музыканты: Алесь Лютыч, Павел Аракелян.

– Очень люблю музыку! Может быть просто от того, что написание моих картин сопровождается музыкой. Ни одна из них не была написана без музыки! В то же время хочется, чтобы твоя работа соответствовала какому-то настроению. И сейчас меня тянет куда-то в сторону джаза, классики. Поэтому я и пригласила Пашку Аракеляна с его чудесным джазом.

О жизни: «Я могу вас заговорить до смерти!»

На десерт мы приготовили шоколадно-банановую пасту. И очень в тему, будто предвкушая наше блюдо, Алёна испекла вместе со своей мамой для нас булочки с сахаром. Получилось просто идеальное сочетание!

– Ты определённое время пожила в США и Евросоюзе. Есть такой стереотип, что на Западе при встрече вопрос «Как дела?» задают просто так…

– Это правда! (смеётся, перебивая)

– А если этот вопрос задают у нас, то действительно хотят знать, как у тебя дела?

– Мне кажется, что у наших людей тоже такая тенденция появилась. Т.е. сказать «Привет, как дела?» – это уже клишированная фраза. Но я, честно говоря, с нашими людьми это не употребляю. Если с иностранцами, понятно – это часть их культуры, а у нас это только начинается. Действительно, если мне интересно, то я спрошу, как дела. Если же нет, то не буду спрашивать. Ну, вы же сами прекрасно понимаете, если у нашего человека спрашиваешь «Как дела?», он сразу начинает тебе плакать от Аристотеля, как у него всё плохо, как всё отвратительно. Т.е. услышать от человека, что у него всё хорошо, практически нереально. Вот это ответ, кстати, на вопрос, почему я не осталась заграницей: я делаю то, что мне нравится. И так вышло, что я всю жизнь была самостоятельным человеком. И все свои крупные жизненные решения я принимала сама. Вот мама меня решила отправить в музыкалку: я протестовала, не хотела. Походила полгода, меня выгнали, потому что  была лентяйкой. И как-то мама уехала на какие-то курсы, а я (10 лет ребёнку) взяла свои документы и отнесла в художественную школу. Сама. Кстати, сначала хотела журналистом стать (смеётся). Но потом поехала на день открытых дверей, а наш год рождения, 1983-й, был «бумным». Я посмотрела, что на журфак вообще не пробьюсь. И подумала, что в иняз я поступлю всегда. В общагу тоже заселялась сама, хотя изначально не хотела. Ведь про инязовскую общагу ходили такие слухи, что чуть ли там не собирались поменять вывеску на «Бордель» (смеётся).

– И почему же ты осталась жить в Беларуси?

– А уехать жить заграницу мне не хотелось. У меня, к примеру, ужасный ирландский акцент. И ирландцы частенько принимают меня за свою. Хотя славянский «фэйс» меня весьма выдаёт (улыбается). Но мне нужна точка опоры: если что-то случится там, то куда ты пойдёшь? Сядешь на самолёт и полетишь домой?! Наверное, поэтому мне всегда давали визы (смеётся). Поэтому делать, то, что нравится – это самое лучшее.

– Ну, Алёна, мы, наверное, закончим…

– Да, я могу вас заговорить до смерти! (смеётся).

Алёна Мартьянова, художник. Родилась в 1983 году в Червене, где окончила школу искусств. Окончила факультет английского языка Минского государственного лингвистического университета. Занимается переводческой деятельностью, является координатором проектов Благотворительного Фонда «Добра тут». Организовала несколько персональных выставок в Беларуси.